Сельская экономика утратила способность к воспроизводству. Не то что наращивать и обновлять основные фонды — мы не в состоянии хотя бы восполнить их физическую убыль. Дошли, что называется, до ручки — люди работают себе в убыток.
В минувшем году крестьяне произвели зерна, мяса и молока не меньше, чем в 2000-м, но остались ни с чем. Вырученных денег не хватило даже на то, чтобы рассчитаться с долгами. Вышли на отрицательную рентабельность — минус 3,1%. Деревня провалилась в финансовую дыру.
Руководители АПК, наконец, осознали, что бодрыми призывами делу не поможешь, да и кредитная «капельница» иссякла. «Замордованную» отрасль могут спасти только радикальные меры. Но какие? С помощью светил академической науки министерские чиновники сочинили десять моделей аграрной реформы. Одно смущает: предлагаются «лекарства», у которых давно истек срок годности.
Варианты санации, изложенные в «Программе совершенствования АПК», можно уложить в четыре блока: реорганизация производства и управления, технологическое переоснащение и реструктуризация долгов с последующим погашением; внедрение внутрихозяйственного расчета между бригадами и подразделениями; присоединение малоперспективных и слабых хозяйств к экономически крепким организациям; передача земли и ресурсов фермерам-добровольцам... Консилиум потрудился на славу: как широко и демократично, с использованием различных путей и средств пройдет долгожданное реформирование!.. Но достаточно присмотреться к этим записям, и становится понятно, что это всего лишь бюрократическая игра: ничего всерьез — все понарошку. Авторы не удосужились спросить себя, как можно переоснастить и модернизировать производство, когда перекрыты источники доходов: аграриев обирают до нитки. Чем разводить словесную канитель, не лучше ли сразу сказать: делайте что хотите. По крайней мере, честно.
Разработчики вспомнили о бригадном подряде, который когда-то был неплохим экономическим инструментом, но теперь говорить о подрядных отношениях просто стыдно. Людям платят гроши, и они убедились, что, как ни работай, лучше не будет. Хозяйственный расчет хорош там, где есть чем рассчитываться...
Не является открытием и «добровольно-принудительная» кооперация, когда отстающих берут на буксир соседи. В этом есть резон, если в хозяйстве не все добито. Не истощена земля, сохранились производственные строения и техника — поступает какая-никакая прибыль. Но совсем иное дело, когда остались одни неоплаченные долги. Кому охота вешать себе на шею гирю? Тут бы самому удержаться на плаву.
Сегодня днем с огнем не сыщешь охотника податься в фермеры. Нарежут тебе «голой» земли, а чем ее обрабатывать, удобрять, засевать? И какой смысл горбатиться, если все равно задавят налогами? В начале 1990-х отчаянные смельчаки заводили собственное хозяйство. А чем кончили? Да и рисковали те, кто помоложе, а теперь деревня постарела, обезлюдела, растеряла свой ресурс.
Встречаясь с избирателями, я вижу, как покидают людей последние проблески надежды. Некогда на моей Гродненщине жизнь била ключом, у жителей была одна забота: как на свои кровные отхватить дефицит — холодильник, мебель, машину... От прежнего достатка не осталось и следа. Ни разу никто из собеседников не обмолвился даже словом о тех «новациях», что припасли для них минские реформаторы. Если о чем и говорят, то о статье Алексея Скакуна в «Белорусской ниве». В середине января руководитель СКП «Остромечево», сенатор и председатель Белорусского совета колхозов, поделился своими невеселыми раздумьями. Его выступление в газете не осталось незамеченным, потому что он со всей прямотой высказал то, что давно должно было услышать и осознать правительство: село обескровлено, ограблено и загнано в нищету.
Жесткая оценка шокирует тех, кто хотел бы уйти от ответственности за катастрофическое положение дел в сельском хозяйстве. А.Скакун называет вещи своими именами, потому что ему небезразлична судьба белорусской деревни. В поисках выхода он обращается к зарубежному опыту, где земледельца защищают протекционистские пошлины, импортные квоты, где за каждую тонну проданного за рубеж продовольствия он получает дотации из бюджета, где в его интересах проводится антимонопольная политика в области сельскохозяйственного машиностроения. Вклад государства в доходы фермеров составляет 30–70%. Это, по мнению А.Скакуна, — ориентир, на который мы должны равняться.
Грустный парадокс состоит в том, что наше крестьянство не может жаловаться на отсутствие внимания со стороны государства. Только начальственная опека не идет на пользу... Примечательный факт: в одобренной президентским указом программе совершенствования АПК все виды сельхозпредприятий названы одинаково — «организации». По инерции мы говорим о колхозах, акционерных обществах, агрофирмах, но все они огосударствлены. Никто не менял устава и как будто не отнимал у сельских тружеников их прав, однако исполнительная власть не считается с «пустыми формальностями». Крестьянские кооперативы и объединения напрочь лишены самостоятельности. Им предписывают, что сеять, где и у кого приобретать технику, их заставляют отдавать (именно отдавать, а не продавать) свою продукцию. Да, это действительно «организации», которые принадлежат государству, которое по своему усмотрению задает параметры экономической деятельности, смещает и назначает руководителей. А если так, то спрашивается: кто и почему довел деревню до полного упадка? Нерадивые председатели и директора? Если бы речь шла об одиночных фактах, но ведь «легла» целая отрасль! И какая!.. Мы погрязли в системном кризисе, не последней причиной которого стала недальновидная политика. Аграрный сектор превратился в донора дырявой казны, его практически исключили из рыночных отношений. Работают две отсасывающие помпы: заготовительные цены на зерно, мясо, молоко ниже их себестоимости, а ценовые ножницы между промышленными товарами и сельхозпродукцией окончательно топят село. Горше всех приходится тем, кто устоял на ногах: с лежачего что возьмешь, а с этих дерут три шкуры.
Нужен спасительный маневр, и он есть! Многое может подсказать китайский опыт. Когда в конце 70-х Китай ступил на путь реформ, он располагал крайне ограниченными ресурсами. И первой шагнула в рынок деревня. Созданные по казарменному образцу народные коммуны были распущены, их заменил семейный подряд, и крестьяне получили полную свободу хозяйствования. Общегосударственные интересы обеспечивались не приказами, а системой контрактных закупок. Правительство приобретало миллионы тонн риса по рыночным ценам, и неудивительно что крестьяне охотно торговали с государством.
Можно ли перенести китайскую практику на нашу почву? Вполне! Если мы сегодня не в состоянии помочь своему кормильцу, так давайте освободим его хотя бы от бюрократических вериг. Это не значит, что государство должно самоустраниться из сферы сельской экономики. Давая крестьянам «вольную», надо позаботиться о двух вещах: во-первых, необходимо решить проблему диспаритета цен, а у нас он достиг запредельной черты, а во-вторых, правительство должно взять на себя функции организатора и гаранта лизинга. Если германские фермеры преимущественно приобретают технику в аренду, то нам сам Бог велел!
Как и многие коллеги по председательскому корпусу, А.Скакун готов идти как угодно далеко в реформировании деревни, но одного не допускает — частной собственности на землю. На этот счет существует «непробиваемый» аргумент: нельзя кромсать и дробить сельскохозяйственные угодья, фермер не накормит страну... Верно, но не совсем. Частное хозяйство может быть рентабельным и эффективным, и приватизация не всегда ведет к разрушению.
Это, конечно, нелегкое решение, но с ним нельзя медлить. Жизнь убеждает в том, что земля нуждается в новом собственнике. Вопрос — как произвести разгосударствление главного природного ресурса страны? Здесь нужно действовать решительно и вместе с тем осмотрительно. Имущество колхозов и их «двойников» следует разделить на паи и передать их в собственность крестьянам. Чем это обернется для экономики? Во-первых, мы возродим хозяйственную демократию. Сейчас рядовые сельские труженики низведены до положения батраков, с ними никто не советуется, их мнение никого не интересует. Иное дело, когда члены кооператива являются собственниками — их голос приобретает значимость и вес. Во-вторых, появится, наконец, ипотека. Под залог имущественного пая люди смогут брать кредит на приобретение дома, трактора, машины...
Бдительные оппоненты, чего доброго, возразят: в руках частника земля станет объектом спекуляции и выпадет из сельхозоборота. Но тут «противоядием» должно стать законодательство. При выходе из кооператива человек сможет получить либо стоимость своего пая (в оговоренные сроки, скажем, в течение пяти лет), либо земельный надел для создания фермерского хозяйства. Иные варианты следует исключить. Сегодня нельзя рассчитывать на «массовый исход» в фермеры. Но частная собственность приостановит бегство молодежи из деревни и раньше или позже повернет волну вспять.

Источник: «Белорусская Деловая Газета»