– Аркадий Леонидович, в конце прошлого года Вы прогнозировали заметный рост посевных площадей в 2004 г. На чем тогда строились Ваши прогнозы и насколько они сегодня оправдываются?
– Наши прогнозы строились на основе конъюнктурных соображений. Высокие цены на зерно являются сегодня довольно мощным стимулом к расширенному воспроизводству. В таких условиях крестьянам выгодно собирать большой урожай. Поэтому они, естественно, стараются существенно расширить посевные площади. В текущем сезоне мы ожидаем увеличение посевных площадей на 1,5–2 млн га, но, к сожалению, не ожидаем роста урожайности. Это вряд ли случится, и на то существует целый ряд объективных причин. В результате площадей будет больше, а урожай выше может и не оказаться.
– Каковы Ваши прогнозы на будущий урожай?
– Минсельхоз в своих прогнозах определяет уровень нового урожая примерно в 70–75 млн тонн. Наши оценки пессимистичнее: около 68-70 млн. Надо заметить, что это не характерно для наших прогнозов. Обычно мы даем более оптимистичные цифры и, как правило, не ошибаемся. Сегодня ситуация складывается прямо противоположная.
– Какие на то существуют причины? Неблагоприятная конъюнктура?
– Напротив, сложившуюся конъюнктуру вполне можно оценить как весьма удачную. В этом сомневаться не приходится. И опасаться здесь практически нечего. А вот в плане погоды нам повезло меньше. Синоптики обещают довольно сухое и жаркое лето. Для агросектора это не слишком хорошо. В России прежде всего может наступить глобальная засуха, какой не случалось уже в течение пяти лет. Для нашей страны это необычно. Как правило, за такой срок бывает целых две. Надо заметить, что, несмотря на ряд негативных последствий, засухи все же оказывают и немаловажный положительный эффект. В условиях недовнесения минеральных удобрений они позволяют накапливать в почве питательные вещества. В отличие от влажного лета в засушливый сезон удобрения не впитываются в корневую систему, а остаются в почве и работают на следующий год. Поэтому когда пять лет подряд засухи не случается, почвы серьезно истощаются. Так получается и сегодня. Питательных веществ довольно мало, и это будет негативно сказываться на урожае, тем более в условиях засушливого сезона.
– В связи с этим посевные делаются в этом году с запасом, в расчете на невысокий урожай?
– Отчасти да. И в этом тоже есть определенный плюс. На таких площадях крестьяне соберут, конечно, больший урожай, чем могли бы на меньших. Однако цена на зерно все равно будет высокой, поскольку валовой сбор останется на прежнем уровне. Это послужит еще большим стимулом к дальнейшему расширению посевных площадей.
– Имеет ли расширение определенную географию или это касается всех регионов?
– Здесь все зависит от возможностей крестьян. Огромную роль играет обеспеченность техникой, семенами, удобрениями. Всем необходимым комплексом для освоения новых площадей.
– В каких регионах лучше всего подготовлены к расширению?
– Лучше всего дела обстоят, конечно, в южных регионах. Похуже – в Поволжье и Сибири. Неплохо подготовлены центрально-черноземные зоны. На Алтае готовность на среднем уровне.
– Как Вы оцениваете уровень готовности материально-технической базы к новому сельскохозяйственному сезону?
– Ситуация здесь постепенно нормализуется. У крестьян в результате удачного прошлого сезона наконец-то появились деньги. Соответственно они могут несколько поправить свои дела. При этом ситуация с обеспеченностью техникой все еще остается довольно нестабильной. А при неблагоприятных погодных условиях фактор наличия техники обязательно выйдет на первый план. На сегодняшний день износ материально-технической базы велик. Здесь требуются существенные финансовые затраты на запчасти и собственно время для проведения ремонтных работ. В конечном итоге все упирается в сроки. Поэтому есть опасность, что, к примеру, во время уборочной кампании из-за низкого уровня готовности техники мы можем недобрать часть урожая. Просто не успеем.
– Существуют ли на сегодняшний день какие-либо кредитно-финансовые инструменты, позволяющие улучшить положение в АПК?
– Есть специальные программы, сосредоточенные в основном в бюджете Минсельхоза, которые, так или иначе, помогают сельскому хозяйству. Функционируют они достаточно давно, и механизмы их неплохо отработаны. Это касается, например, лизинга и субсидирования кредитных ставок. С этого года запускается программа субсидирования страхования сельскохозяйственных рисков. Однако всего этого комплекса мер, даже всего бюджета Минсельхоза явно недостаточно, чтобы обеспечить потребности сельского хозяйства и собственно рынка. Крестьянам зачастую приходится самим изыскивать необходимые средства. На сегодняшний день самый главный фактор для доступа к финансовым ресурсам – конъюнктура. Поэтому чем лучше конъюнктура, чем выше цены, тем больше у крестьян денег, тем больше они имеют возможностей воспользоваться ими в том или ином виде. Соответственно, чем лучше у них баланс, тем охотнее банки выдают им кредиты.
– Ведутся ли какие-либо работы по расширение подобных программ?
– Сегодня мы активно работаем над расширением кредитно-финансовых возможностей сельского хозяйства. В частности, довольно давно бьемся над законом о складских свидетельствах. Складское свидетельство является товарораспорядительным документом. Это одновременно и документ, удостоверяющий права на товар, и ценная бумага, которая может быть переуступлена вместе с правом на владение товаром. Чрезвычайно удобный инструмент, позволяющий закладывать зерно в залог. В тех странах, где подобный закон уже работает, например в США и в большинстве стран ЕС, он дает в руки крестьянам эффективный залоговый инструмент. Российские же крестьяне пытаются заложить зерно в качестве обеспечения под выгодный кредит, но банкиры берут его не слишком охотно. Не является ликвидным обеспечением и пшеница. Банкиры не знают, что с ней делать, не знают, как будет вести себя рынок, какие будут цены. Дело осложняется тем, что у зерна нет вторичного рыночного обращения. Складское свидетельство же обращается на вторичном рынке, имеет котировку на биржах. В этом случае у банкиров есть возможность получить вполне надежный ориентир. Поэтому свидетельство является гораздо более привлекательным залогом, чем само зерно. Принятие подобного закона сильно облегчит доступ крестьян к финансовым ресурсам.
– Когда закон вступит в силу?
– К сожалению, с его принятием дело обстоит не так просто. Закон давно принят в трех чтениях Госдумой и никак не может пройти Совет Федерации. Мы довольно серьезно опаздываем в этом отношении даже от наших ближайших соседей. В Казахстане складские свидетельства уже заработали. На Украине подобный закон разработан и утвержден. Мы же не можем его принять вот уже в течение пяти лет.
– В чем причина подобной задержки?
– Дело в том, что законом этим заинтересовались не только аграрии, но и другие отрасли экономики. Например, нефтяной и энергетический секторы, сектор металлов и др. Соответственно они вносят коррективы, пытаются через этот закон лоббировать свои интересы. В результате главным препятствием являются опасения складских махинаций. У всех еще свежи в памяти подобные инциденты середины 1990-х гг., и, несмотря на то, что новый налоговый кодекс исключил возможность их повторения, опасения все же остались. Были свои причины для приостановки принятия закона и у юристов Они отмечали в нем противоречия с гражданским кодексом. Согласительная комиссия предыдущего состава федерального собрания активно поработала в этом направлении и исключила все подобные противоречия. Однако закон так и не прошел.
– Корректировки параллельных сельскому хозяйству отраслей значительно утяжеляют закон?
– Подобный эффект действительно наблюдается. Так в законе появилась норма о двойном складском свидетельстве. Аграриев она вообще не интересует. Им в первую очередь необходимо ввести в оборот простое складское свидетельство. Однако именно двойное свидетельство создает массу проблем на пути принятия закона.
– Чем, на Ваш взгляд, вызвана возрастающая активность западных компаний на отечественном рынке и какими могут стать последствия этого процесса для отечественного АПК?
– Никаких особенных последствий, тем более негативных, здесь ожидать не стоит. Сама же активность вызвана в первую очередь высокой привлекательностью сектора для инвестиций. Рост рынка наблюдается последние четыре года. Дело в том, что здесь существует огромный, пока никем не использованный потенциал. Объективные причины складываются таким образом, что, видимо, в течение ближайших лет рынок получит мощный стимул для дальнейшего развития. Это очень привлекательно для инвесторов, поскольку рост стоимости капиталов, собственно капитализация этого рынка, будет идти бешеными темпами.
– Какую роль в развитии отечественного АПК может сыграть вступление России в ВТО?
– Аграрному сектору вступление в ВТО никаких преимуществ не сулит. Поскольку в рамках этой организации сохраняются те условия, которые есть для доступа к рынкам агропродуктов в развитых странах. При этом они серьезно отличаются от существующих в развивающихся. Развитые страны активно закрываются квотами, пошлинами, а также используют другие серьезные меры для поддержки собственного АПК, например очень высокие экспортные субсидии. Нам же ничего подобного в рамках ВТО не позволят. В результате Россия окажется в неравных конкурентных условиях. В этом смысле выгоды от вступления в ВТО кажутся сомнительными. Наверное, существуют отрасли, которые окажутся в выигрыше (к примеру, энергетика, машиностроение или авиация). АПК же только проиграет. Поэтому на сегодняшний день основная задача аграриев – максимально избежать потерь от вступления в ВТО. Наша позиция заключается в том, чтобы придерживаться жестких переговорных условий и добиваться наиболее выгодных условий вступления. У нас и так один из самых либеральных режимов доступа к рынку АПК в мире. Нам предлагается его еще больше ослабить. Куда же больше?
– Как повлияла отмена экспортных пошлин на работу экспортеров?
– Практически никак. Цены на внутреннем рынке сегодня выше, чем мировые. Соответственно и факт отмены пошлин никак не стимулировал дополнительных объемов вывоза. Собственно, рентабельность экспорта была исчерпана уже к новому году, т. е. к моменту введения пошлин. Мы еще тогда подчеркивали, что сами по себе экспортные пошлины не сильно обоснованы. Они стали только дополнительным стимулом к массовому осеннему вывозу зерна. Все экспортеры знали, что пошлины обязательно будут введены и старались вывезти как можно больше. На наш взгляд, более эффективной мерой было бы введение запрета на вывоз зерна в период товарных интервенций. Пошлины же выполнили только фискальную функцию. Экспортеры, имевшие долгосрочные контракты, которые им не выгодно было разрывать, продолжали поставки и платили пошлину. При этом объемы этих поставок были несущественные. Таким образом бюджет, конечно, немного пополнили, однако основная задача – ограничение экспорта – была не решена.
– Что, на ваш взгляд, стало причиной для продления товарных интервенций до конца мая?
– Основная причина – это желание еще более существенно повлиять на ценовую динамику. Государство руководствовалось тем, что снижение цен на зерно подействует на динамику цен на хлеб. Ведь основные опасения были именно в потребительском сегменте. Поскольку зерно является базовым товаром для всего продовольственного сектора, то через него можно успешно повлиять практически на все цены. Такова, по крайней мере, логика государства. Есть также и другая цель – сбыт нереализованных до сих пор запасов по вполне сходной цене. Это позволит в значительной степени окупить затраты на закупочные интервенции, а также дополнительно подстраховать рынок от роста цен.
– Может ли от подобного регулирования цен пострадать мотивация крестьян к расширенному воспроизводству?
– Мотивацию крестьян снизить не удастся уже никакими интервенциями. Текущая цена на пшеницу 3-го класса составляет 5,2 тыс. руб. Прежде цена доходила и до 6 тыс., теперь понизилась, но и этого уровня достаточно. Надо заметить, что даже если цены еще упадут, например, до 4 тыс., то это будет тоже вполне удовлетворительный уровень. Дело в том, что себестоимость производства пшеницы составляет только 1,5 тыс. Наценка в агросекторе и должна быть высокая, ведь существует сезонный фактор. Но по нормальному расчету выходит, что 100 % рентабельности уже обеспечивают стимул к расширенному воспроизводству, здесь же его уровень гораздо выше.
– Сколько на сегодняшний день составляет доля зерна в стоимости хлеба?
– Когда цены на зерно были на самом пике (продовольственное зерно стоило около 6 руб.), доля стоимости зерна в стоимости хлеба составляла 25 %. В прошлом сезоне, когда цены были крайне низкими, она не превышала 12 %. На первый взгляд, это не так много. В действительности же процент весьма высокий. Так, в США этот показатель составляет только 5 %.
– В чем тогда заключается причина высокого уровня цен на хлеб?
– Дело в том, что в процессе переработки зерна появляется очень много добавленной стоимости. В этой доли отражается буквально все: заработная плата, транспортировка, энергетика. Можно, конечно, серьезно критиковать торговлю. Обвинять их в том, что наценка слишком высока. И это действительно так. Однако основная причина этого дисбаланса заключается в том, что рынок ей это позволяет. Он собственно устроен таким образом. Зерно – это федеральный товар. Он перевозится на большие расстояния железнодорожным транспортом, массовыми потоками. В свою очередь рынок муки существенно уже. Это скорее региональный товар. Основные перевозки здесь происходят максимум на расстояние 100–200 км. А вот рынок хлеба вообще носит локальный характер. Потребитель зачастую представления не имеет, сколько стоит буханка хлеба в соседнем районе. Соответственно у торговли есть возможность устанавливать существенные наценки. И она этим пользуются.
– Какие меры, по Вашему мнению, могут способствовать исправлению ситуации?
– Здесь очень важно не забывать, что большие затраты ложатся и на плечи торговли. В любой булочной реализуется прежде всего дешевый товар массового спроса – хлеб. Далеко не всегда в подобных магазинах есть в наличии товары параллельного ассортимента, например кондитерские изделия. На чем же держаться экономике небольшой булочной? Подобному предприятию так же, как и всем другим магазинам, необходимо оплачивать аренду, электроэнергию, транспортные расходы, выдавать зарплату. А это немалые суммы. Поэтому снижение торговой наценки, как способ стабилизации цен на хлеб, не является панацеей. Ведь можно так ее снизить, что многие булочные просто обанкротятся. И где мы тогда будем хлеб покупать? Очевидно, что в разы уменьшить ее не удастся. Если сейчас наценка в среднем составляет 50 %, то снизить ее можно только до цивилизованных 25 %, но не больше.
– Как, на Ваш взгляд, должен быть устроен механизм интервенций?
– Прежде всего он должен быть автоматическим. Дело ведь не в том, когда правительство решило выходить на рынок, а в наличии возможностей в любой нужный момент оперативно на него повлиять. Соответственно механизм должен быть примерно такой же, как у Центробанка на валютной бирже. Чтобы отвечать основной задаче - сдерживанию амплитуды маятника.

Food Report